Назвать ракету РАСПУТИН

Лаборатория Диалектических Игр  «ВИДОПЛЯС»

 

 

Сутин. — Как назвать то летающее фалосообразное орудие, которому президент  Путин всем  нам предложил подобрать имя?

Тутин.- «Распутин»… Хей, хей, Распутин!… У него такое орудие было!

Сутин.  — А вторую ракету тогда как назвать?

Тутин. — … «Двапутин»… Или «Путин-2».  Ну и так далее…

 

Павел Яблонский.

Послание президентом

Лаборатория Диалектических Игр  «ВИДОПЛЯС»

 

Сутин. — А почему «послание», а не «месседж»? А то обидятся, мол послать кого-то решил.

Тутин. — А вам не понятно кому это адресовано?

Сутин. — Так и говорите по-американски, «месседж» чтоб поняли.

Тутин. — По-русски более вразумительно. Для всех.

 

Павел Яблонский

 

 

У Райкина больши-и-е были тараканы!

У   Райкина  больши-и-е  были тараканы!

       

Это полный текст статьи Павла Яблонского,

сокращенный вариант статьи опубликован

в газете «МК в Питере» 26 октября 2016г. 

      

Райкин и  теперь  живее  всех живых!  

 

                 К 105-летию со дня рождения.

 

     Как я чуть не стал последним автором Аркадия Райкина.
     Впечатление от встреч  дома у великого артиста в Москве.

 

 

                                  

           Как попасть в Благовещенский переулок
 
Так случилось, что я, похоже, оказался едва ли не последним автором Аркадия Райкина, не состоявшимся по причине его ухода из жизни.
Невозможно что-то не сказать по этой теме о себе, чтобы не было вопросов: «а ты кто такой?» – в начале, и «ну и что же было потом?» — в конце.
В 80-е годы я стал писать сатирические миниатюры, которые в эпоху запущенной Горбачевым робкой ещё гласности начали публиковаться в первой независимой газете «Невский курьер» известного депутата ВС РСФСР и Ленсовета  Петра Филиппова, в газете «Вечерний Ленинград» в разделе НОС (Неформальное Объединение Сатириков), что возглавлял сначала сатирик Марк Галесник (известный ныне в Израиле редактор журнала «Беседер»), затем – Евгений Веселов. Печатался и в «Крокодиле». Миниатюры начали исполняться на эстраде, на ТВ.
Вдохновившись, я решил: а не замахнуться ли мне на моего кумира, на самого товарища Аркадия Райкина?!
Бог послал возможность поговорить на эту тему с Константином Райкиным, и он помог выйти на отца, жившего в последние годы в Москве.
И вот летом 1987 года звоню Аркадию Исааковичу, говорю, что я тут, мол, «кое-что накараякал», и не просто в душе, а на бумаге и  был бы счастлив, если бы Вы смогли посмотреть некоторые мои сатирические миниатюры для будущих спектаклей.
Он всё обстоятельно выслушал и предложил приехать к нему домой на Благовещенский переулок, 5.
Эту 4-комнатную квартиру в переулке рядом с улицей Горького (ныне Тверской) выделил семье Райкиных сам Леонид Брежнев, когда приютил его от колючего ленинградского партголовы Григория Романова.
Ждет ли меня благая весть в Благовещенском?
  Тараканьи бега вокруг Героя
 
Благоговейно подхожу к квартире. Дверь открыла  Рома, как звали её близкие, обаятельная, с прекрасными добрыми лучистыми глазами жена  сатирика. Иначе говоря, Руфь Марковна.
— К нам тут гость из Ленинграда, — позвала она мужа.
И вот выходит сутуловатый Аркадий Исаакович, со своей знаменитой пышной седой шевелюрой с черной прядкой, одетый в…  чистейше белый, классического кроя, костюм из мягкой ткани, а на груди сверкает звезда Героя социалистического труда!
Тут почему-то вспомнилась его знаменитая фраза: «Да будь ты хоть – «тыры-пыры восемь дыр!» Это убойно звучало в его спектакле на исходе правления Брежнева, у которого как раз было столько дыр на пиджаке от главных на его уровне наград. А вот у Райкина, как я изучил потом, могло быть всего семь дыр от главных его государственных наград. Наверное, ревновал  к генсеку, как когда-то по поводу его особой благосклонности по отношению к своей жене.
Удивительное ощущение: Райкин не комик  внешне, вроде Карцева, но как  гениальный актер, мог творить комедийные чудеса!..  И вот вдруг дома мне  предстал совершенно тихий, мягкий человек. Подумалось: так  ведут себя творцы, у которых всё получается,  есть успех, и такой человек  сохраняет в себе животворящую творческую энергию, когда расслаблен и покоен, чтобы  иметь ресурс  взорваться и одарить зрителя каскадом  поразительных вещей.
Райкин любезно проводил меня в свой рабочий кабинет, заставленный антикварной мебелью. По пути я уловил, что все комнаты и коридоры устланы коврами.
— Ой! воскликнул я в испуге, — Аркадий Исаакович, а что это у вас тут бегает?
— Это тараканы, московские, столичные тараканы, в Петербурге таких нет, типично московские, огромные, почти как собаки, — пояснил многозначительно Райкин.
Я потом смог рассмотреть этих «типичных москвичей», которые ещё не раз попадали в поле зрения в этой роскошной квартире «прикольного» артиста  за два вечера наших встреч. Это будто некие жучищи Амазонии!
  Тихая мощь гения
Сели за рабочий стол. Он с одной стороны, я с противоположной. Впечатление опять же, что передо мной тихий немощный, очень пожилой человек. Райкин  берет текст, пробегает глазами, потом начинает  читать вслух. И вдруг исчезают тихость и немощь. В глазах вспыхивает азартный огонь, он начинает перевоплощаться в героев моего маленького произведения, и я не могу удержаться от ощущения, что попал на спектакль великого Райкина и сразу ушел в восприятие его как восторженный зритель на спектакле. Да ещё и какая честь, какое счастье – это только для меня одного происходит в этом маленьком зрительном зале!
Райкин поразительно точно вносил коррективы в текст, который начинал быть более живым, отношения героев выходили на уровень все более тонкого, остроумного и глубокого диалога, по сравнению с исходным. Текст заиграл, всё более проявляя диалектическое  многозначие.
Он поведал мне, что ничего страшного нет для меня, автора, если  будет привнесено что-то от него, авторство всё равно останется за мной. Привёл примеры того, как очень известные всем тексты самых знаменитых сатириков, что работали с ним, он порой перерабатывал так, что от автора мало что оставалось, включая Жванецкого. Привел даже одну знаменитую миниатюру, которую, дескать, практически написал всю сам. Автор никак не мог сделать миниатюру такой, какой она нравилась бы Райкину, и он взялся в итоге  сделать её сам, но авторство оставил за Жванецким. (Не будем называть о какой речь, чтоб ММЖ не возразил тому, кто ответить уже не может).
Признак большого таланта артиста – это скорее не то, как артист говорит, а как артист не говорит, т.е. его поведение в паузах, психологические оценки без слов сказанного или сделанного  партнером, или вообще происходящего, даже оценки сделанного им самим, и выразительность этих  оценок. Этому меня учили в Ленинградском театральном институте, куда я поступил на режиссуру как раз вслед  за тем, как там поработал с курсом артистов эстрады Аркадий Райкин. Курс этот сочли неудачным, и мастер с ЛГИТМИКом расстался. Педагог из него не очень получился.
Так  мы  с Аркадием Райкиным два полных вечера посидели с текстами десятка моих миниатюр. По окончании Великого Сидения, которое меня много чему научило как автора, да и как режиссера, маэстро сказал:
—  В августе я  с дочкой  Екатериной и сыном Костей уезжаю на месячные гастроли в США. А я, между прочим, объездил с гастролями все соцстраны, и не по одному разу порой, и даже по странному случаю мне удалось выступить в одной капстране — в Великобритании, но  больше мне в капстранах пока нигде бывать не приходилось, и вот, впервые в жизни – в Америку. Ну а по возвращении я приступаю к созданию нового спектакля и позову вас.
— То есть, вы что-то из этого можете взять в новый спектакль? — затаив дыхание, спросил я.
— Если вы не против, оставьте у меня все эти миниатюры, — ответил он.
— У вас ведь уже, видимо, есть замысел нового спектакля, и вы в основном подобрали авторов, материал, с которым хотите работать? — зондирую я.
— Нет, ничего ещё не подобрано, только буду приступать к формированию замысла и буду рассматривать для этого все ваши тексты. Как приеду, позову вас в Москву, если сможете приехать, для работы.
Счастливый вернулся я домой, с нетерпением жду возвращения Райкина. И вот звоню, он говорит:
— Мы там выступили, всё прошло хорошо. Правда, с новым спектаклем пока откладывается, у меня возникли некоторые проблемы со здоровьем, я лягу в больницу, полежу, а как поправлюсь, мы и встретимся.
…Но из больницы он уже к работе не вернулся, 17 декабря 1987 года Аркадия Райкина  не стало.
Это был удар для меня, помимо утраты обожаемого артиста. Ведь сам Райкин взял  плоды моего творчества в работу, могла начаться совсем новая жизнь, казалось, это судьба!..
  Неустойки  перестройки  дали  столько…
Ну и что же ты дальше, спросил я себя, как возможно хочешь спросить меня и ты, уважаемый читатель?
Я потом спросил Константина, руководителя театра «Сатирикон», который достался ему от отца:
— Может быть, Вы могли бы  проявить интерес к этим миниатюрам, которые одобрил и намерился взять в работу великий Ваш отец?
— Дело в том, что мы с отцом совсем разные в творчестве, в видении жанра, театра, — ответствовал сын. —  Я бы, например, никогда не  взял те тексты, с которыми он работал, хоть каких знаменитых авторов. Это только его исключительный  дар мог превращать написанное  теми  уважаемыми авторами в то, чем так восхищаются люди.
Придя в себя, я вдруг стал вдохновенно писать ещё и ещё. Причем, казалось бы, на волне  признания мастера такого уровня мог давать тексты каким-то артистам, публиковать миниатюры в печати. Но я этого делать не стал, ибо завёлся идеей создания собственного театра миниатюр «Лаборатория диалектических игр», замахнувшись на скромное, но в некоторой  мере преемничество театра миниатюр, коль сын Райкина не хочет продолжать в том же духе.
Собрал артистов, начал репетировать. В переговорах, в просмотре в маленькую нашу труппу участвовали, в том числе, и известные ныне артисты. Приглашал, конечно, без просмотров, например, и совсем молодых  ещё Ю.Гальцева, В.Сухорукова, С.Фурмана.
Для начала мы обошлись без звезд, зато весело репетировали. Но потом — чехарда с помещениями, с источниками финансов… Многие знают эту перестроечную театральную эпоху, когда пытались возникать немало театров и исчезали. Время стремительно двигалось вперед, в газетах уже говорили всё более в лоб, без всяких подтекстов, игр в смыслы, а на сцене тогда  уже востребовались банальное ржание, сцены убийств, раздеваний и даже буквально половые акты, лишь бы заманить зрителя. Залы были почти пустые, театр, за небольшим исключением, деградировал. Немало артистов, режиссеров тогда покинули профессию. Я же сам ушел в журналистику.
Занавес для возможно последнего автора  Аркадия Райкина  закрылся,.. едва успев обнадёживающе трепыхнуть.
И что же дальше, возможно спросит читатель, во что-то этот потенциал реализовался или скис?
Несколько лет назад решил я соединить свои режиссерские и писательские импульсы в искусстве жанровой фотографии, где особое внимание в фото-картинках уделяется  юмору, сатире, гротеску, и где идет сочинение  «несерьезных» подписей под снимком-мизансценой. Микро-пьески такие, где персонажи вступают в диалоги, бросают реплики.
Так создался фото-театр «Видопляс», как оказалось, самобытное явление, чего никто пока в стране и даже за рубежом, как говорят специалисты, не делал. Состоялось 7 персональных выставок авторского фото-театра «Видопляс», о чем вышел ряд публикаций в СМИ.
И о Райкине напоследок.
Глядя на последующие события в нашей стране, и в частности, на происходящее в жанре сатиры и юмора, есть ощущение, что Аркадий Исаакович решил уйти из искусства и из жизни вовремя. Он бы не смог заниматься своим делом в новых условиях, когда сатиры не стало, а юмор пошел в направлении  —  не выше пояса, в сторону ума и сердца, а ниже пояса, в сторону гениталий.